Самый простой рецепт
Тронная зала была пуста и холодна. Три камина, занимавшие почти всю ширину стен, отчего-то совершенно не грели. Да и света особо не давали, хоть и горели в них чуть ли не цельные деревья из герцогского леса. В зале царил сырой душный сумрак.
— Зачем?..
Рыцарь продолжал молча стоять посреди залы, преклонив колено и не поднимая головы.
— Зачем ты хочешь ее исцелить? Ее смерти ждут все. Я в это вообще не верил, пока не увидел своими глазами. Ответь мне, зачем, рыцарь? Если это обет — я силою своего герцогского слова освобождаю тебя от него, да и епископ меня поддержит. Если это твое проклятие — мы объединим усилия епископа и придворного мага. Если это твоя прихоть… Мой палач привык исцелять людей от прихотей.
У герцога было бледное, покрытие испариной лицо, которое выделялось на фоне стен лишь тем, что ежеминутно искажалось от боли. Он был немолод — и страдал не первый год. Никакой магии, просто болезнь, от которой здесь и сейчас нет исцеления. Наверное, поэтому он хотел, чтобы этот безумный рыцарь, стоящий сейчас посреди тронной залы, сделал то, чего так жаждал. То, в чем поклялся свой честью и своим гербом.
— Ваше высочество, я поклялся сделать все, чтобы она выздоровела. Это не обет и не проклятье. Просто я люблю ее, мой герцог.
Рыцарь говорил глухо, в ринграф, не поднимая начавшей уже серебриться коротко стриженой головы. Герцог то ли закашлялся, то ли засмеялся, болезненно гримасничая и выплевывая сгустки крови.
— Любовь… Ты хоть знаешь, кого ты любишь, мой рыцарь?
— Да, — рыцарь поднял голову и посмотрел на герцога. Взгляд серо-зеленых глаз над потрепанными доспехами встретился со взглядом зелено-серых глаз над полинялыми мантией и дублетом.
— Иди, Генрих, и да благословит тебя небо. Я уже дал распоряжение епископу и магу. Они ищут — и скажут тебе, если найдут… Способ. Иди и молись, чтобы тебе не удалось.
Рыцарь молча кивнул, медленно, чуть покосившись на левую сторону, встал.
— Я знаю, Отто. Если все получится, если она не умрет — нас возненавидят и проклянут. И будут правы.
— Иди. Это уже неважно.
Рыцарь развернулся и пошел к дверям. Его ждали подвиги, приключения, возможно, даже драконы — и рука прекрасной дамы в конце пути. Правда, мало кто знал, что в данном случае речь шла об истинном конце пути.

— Это она? Удивительно. Поистине удивительно, ведь все мы, образованные люди, мы с Вами, например, прекрасно знаем, что она выглядит совсем иначе. Или это болезнь ее так преобразила? Кто бы вообще мог подумать, что она может болеть или — тем более…
Тяжелый каблук с хрустом опустился на туфлю придворного мага, отчего тот прервал поток речи внезапным вяком. Епископ не любил магов — а пуще того не любил болтунов. Тело, лежащее посреди ратуши, нервировало его ничуть не меньше, если не больше, чем мага, но он предпочитал не показывать свое волнение. Кто бы мог подумать, что…
Девушка, лежавшая на вызолоченных носилках, предоставленных самим герцогом, спала. Будучи и так небольшого роста, в темном, слабо освещенном пространстве ратуши, она казалась совсем миниатюрной. Ее нельзя было назвать красивой, черты лица ее были резки, но и в какой-то странной притягательности ей нельзя было отказать. Безо всякого сомнения, в нее можно было влюбиться, если только не знать…
— Епископ, Ваш каблук пришелся как нельзя кстати. Я, знаете ли, нервничаю.
— Понимаю, я и сам несколько не в себе.
— Но как, как, скажите мне — как она могла заболеть, да еще и так, чтобы оказаться, простите за невольный каламбур, при смерти?
Святейшество пожало плечами. Он многое видел на своем веку — но подобное было впервые. Кроме того, перед епископом встала серьезная проблема — позволить ей умереть, имея хотя бы гипотетическую возможность исцеления, он не мог — но и дать ей выжить было против его принципов и веры. Узнав о происходящем, он послал гонца в Рим, но сделано это было скорее для собственного успокоения. Если гонец даже минует все дорожные проблемы — в Городе он будет в лучшем случае через неделю, да столько же уйдет на обратный путь. А к тому времени все кончится. Так или иначе.
Маг выстукивал помятой туфлей по полу нервную дробь. Неотрывно глядя на тело, он успел прокусить нижнюю губу — и мелкие капли крови падали на пол, тут же пропадая в трещинах старого мрамора.

Генрих не пошел в ратушу. Он хотел ее видеть, но прекрасно знал, что там безвылазно сидят епископ с магом, которых он видеть не хотел вовсе — по целому ряду причин, из которых первой и, пожалуй, самой главной было то, что, несмотря на приказ герцога, они оба жаждут ее кончины. Рыцарь сел на коня и поехал прочь из города. Стражники у ворот даже прокричали что-то ободряющее, какая-то девчушка кинула букетик полевых цветов. Он обернулся, прищурился и увидел на балконе замка ссутулившуюся фигурку, поднявшую руку. Подвиг — дело ответственное, это все знают.

— Ну и?
— Вот куда ты торопишься? — человек с куском мяса на вертеле повернулся в сторону перелеска. — Пиво есть? Мясо есть? Что тебе не хватает для счастья?
Дракон сделал изрядный глоток из бочонка, выпустил вертикально вверх струю хмельного пара, прикрыл глаза и назидательно сказал: — Рыцаря, разумеется. С обетом, девицей, честью и всем таким.
Человек с мясом скривился и плюнул.
— А вот и он, дождались голубчика, — дракон нервно махнул хвостом в сторону подошвы холма. — Знаешь, кстати, что хорошо?
— М?
— Он сейчас не в том состоянии, чтобы претендовать на наше пиво.
Ящер гнусно ухмыльнулся и сделал большой глоток, глядя на Генриха, медленно поднимавшегося на холм. Человек с мясом согласно кивнул и зачерпнул из бочонка потемневшей от времени деревянной кружкой.
— Здравствуй, волшебник.
— Здравствуй, Генрих. Я не волшебник. Я говорю это тебе каждый раз, но ты меня отчего-то не хочешь слышать.
— Имя.
— Чтоооо? — мясо могло упасть на землю, если б не молниеносная реакция дракона, подцепившего шмат когтем и, вероятно, в целях безопасности немедленно отправившего его в пасть.
— Однакффф намльчквзрслт, — дракон пытался одновременно говорить и жевать, но получалось не очень, поэтому, воспользовавшись возникшей паузой, он проглотил мясо, запил остатками пива, сыто рыгнул и повторил: — Однако наш мальчик взрослеет. Он хочет знать твое истинное имя.
Человек-без-мяса поморщился.
— Людвиг. Сказочник. Только чем это тебе поможет?
Генрих сел на траву и посмотрел на странную парочку.
— Она умирает. Спасти ее может только чудо — но ни маг, ни епископ не могут мне сказать, какое. Не могут или не хотят — потому что они спят и видят ее уход. Поэтому я пришел к тебе… Людвиг. И заклинаю тебя твоим истинным именем — скажи мне, что делать?
Не дожидаясь реплики сказочника, дракон довольно невежливо встрял в разговор.
— Генрих, ну ведь не первый день на свете живешь. Подвиг, добыча артефакта и все такое.
Людвиг в тон ему продолжил: — Учитывая, скажем так, нестандартность ситуации, подвиг тоже должен быть нестандартный. Например, убить сказочника или принести сердце дракона.
Позади кто-то шумно и явно испуганно икнул.
— Э. Э. Э. Советчик хренов. Он сейчас же все всерьез воспринимает. Оттяпает тебе башку — и амба.
— Генрих, давай начистоту. Ты и вправду ее так любишь, чтобы сделать все ради ее спасения?
Рыцарь молча кивнул.
— Оххх. Ладно, не буду спрашивать, когда и отчего она заболела — либо ты не знаешь, либо я не захочу знать. В общем… Рецепт прост. И очень стар. Жить может лишь один близкий тебе человек. Так что выбирай сам. Ящерица, у нас пиво еще есть?
Посерьезневшая рептилия отрицательно покачала головой.

— Отто, я нашел способ.
Та же тронная зала, тот же серый влажный сумрак, те же лица.
— Епископ и маг не зря едят мой хлеб.
— Не они. Может, они и знали, но никогда бы не сказали.
Рыцарь поднялся с колена, быстрым шагом подошел к трону и поцеловал герцога в плечо.
— Прости, брат, я люблю ее. Ты же сам хотел, чтобы я ее спас. Ты умираешь. И пусть меня проклянут, но…
Бледный герцог лишь тихо охнул, когда стилет вошел ему в грудь.

Девушка сидела на носилках и ерошила волосы Генриха.
— Мой рыцарь, милый, дивный, чудный рыцарь. Ты смог, у тебя получилось. Ты чудо. Ты мой рыцарь. Мой. Только мой.
Она улыбнулась, взяла его лицо маленькими прохладными руками, приблизила и поцеловала. А потом закрыла его глаза.

Все двери и окна ратуши на следующий день были заложены камнем. Епископ уехал в Рим, где, по слухам, ему предлагали красную мантию — но он отказался и удалился в один из монастырей на Святой Земле. Маг то ли тронулся умом (впрочем, он ранее был не совсем в себе), то ли просто решил от греха подальше забросить свое ремесло. Во всяком случае, более его никто не видел — и даже слухов о его дальнейшей судьбе не появлялось. Отто и Генриха похоронили в герцогском склепе, само же герцогство за несколько месяцев было разгорается на клочки монархами-соседями. Куда подевались дракон и Людвиг — и вовсе неизвестно, да и существовали ли они на самом деле — или же их придумал Генрих для собственного успокоения — никто толком не знает.
И лишь легенду о рыцаре, полюбившем и исцелившем Смерть, рассказывают долгими зимними вечерами, когда под полной луной Дикая Охота несется по небу. Ребятня сидит у очага и слушает, затаив дыхание — и изредка кто-нибудь просит подробностей. А где та ратуша, а когда это было, а сколько лет было рыцарю, а почему дракона он не убил, а какой герб был у братьев? Рассказчики пожимают плечами — откуда ж им знать, а выдумывать не след. Лишь на последний вопрос ответ известен.
Красные и черные ромбы.