Перелеты на меня действуют крайне благотворно — в самолете отчего-то пишется быстрее и легче наверное оттого, что к Богу ближе.
На сей раз в сказке отсылок и аллюзий больше, чем обычно — причем как прямых, так и косвенных, скрытых. Кому надо — тот увидит.
Да, и для полноты ощущений советую еще прочесть «Куклу» — можно до, можно после. А лучше — и так, и так.
—————————————————

Лекарство от страха
Многие, если не сказать, что все волшебные сказки начинаются с появления в городе загадочного человека. Так было и на сей раз — поздно вечером через Восточные ворота прошел человек в длинном темном плаще и остроконечной шляпе. Впрочем, в то время снова в моде было длинное и остроконечное, и никто не придал бы значения появлению в городе очередного странника, если б не одна деталь — лицо его было полностью скрыто белой маской. Немногочисленные горожане, встретившиеся ему по пути, сделали далеко идущие выводы и не преминули донести их до своих родственников и знакомых. Стоит ли говорить, что их выводы были в корне неверны? Это был всего лишь бродячий актер, зашедший в город в поисках заработка — ну а маска была нужна ему лишь для привлечения внимания.
Тем не менее, в одном горожане были правы — в городе появился человек, которому предстоит многое здесь изменить. Правда, пришел он не с Востока и не с Запада — а приплыл на купеческом судне накануне днем — и сейчас сидел у очага в трактире, отхлебывал эль из массивной кружки и вполуха слушал, что говорят горожане о таинственном и, вероятно, опасном незнакомце в маске. Слушал и улыбался чему-то своему.
А через несколько дней на городском рынке открылась новая лавка. На прилавке рядком сидели кривенькие уродцы из дерева, тряпок и папье-маше. Первый же ребенок, польстившийся на яркую вывеску, выбежал из лавки через мгновение в слезах. Стоит ли говорить, что следующим посетителем стал настроенный весьма недружелюбно родитель малыша?
— Что ж это вы тут творите, милсдарь? Торговать торгуйте, эт дело понятное и верное, я сам того-этого. А вот чтоб дитев пугать — эт вы пресекайте, а то того-этого… Чужой вы у нас тут, тем боле… — купец заткнул большие пальцы рук за широкий ремень и вызывающе засопел. Торговец куклами грустно улыбнулся и развел руками.
— Видите ли… милсдарь. Эти куклы по большей части не для детей. Это… — он запнулся, подыскивая слово. — Волшебство. Да, пожалуй, это можно назвать волшебством.
Купец приподнял брови и начал раскачиваться с пятки на носок и обратно.
— Вот вы боитесь чего-нибудь?
— Ну так-то ничего, пожалуй. Чего ж бояться?
Кукольник скривился.
— И смерти не боитесь? Не боитесь, что ваш сын внезапно умрет? Не боитесь остаться один?
Купец сплюнул и размашисто перекрестился.
— Ужасти какие вы говорите, право слово. Такого-то всякий завсегда боится, коли в своем уме и голова того-этого… На плечах.
— Возьмите, — кукольник не глядя взял с прилавка болванчика и протянул его купцу. — Это вам за беспокойство и за то, что я невольно напугал вашего сына.
— Почто он мне?
— Увидите.
Пучеглазый уродец, которого купец двумя толстыми пальцами брезгливо взял за мягкую тряпичную шею, оттого стал неприятно похож на висельника. Но купцу отчего-то не было страшно.

Пара недель — и городские слухи сделали свое дело — к кукольной лавке потянулись люди. Брали корявцев — кто одного, кто двух, а кто и пяток разом — на всю семью сразу. Слухи были странными — мол, у тех, кто приобрел уродцев, стали удаваться самые авантюрные затеи. Купец, первым купивший куклу, вложил все деньги, которые он раньше откладывал на черный день, в мануфактуру в соседнем городе — и предприятие, которое многие до того считали убыточным, стало приносить сказочные барыши. Впрочем, нашлись и злые языки, говорившие, что купец ни разу не подошел к кровати внезапно заболевшего сына — да и на его похоронах слезинки не проронил. Но кто ж верит злым языкам?
Торговец куклами ничего никому не говорил, только грустно улыбался. А вот куклы, как стали замечать горожане, становились у него от недели к неделе все лучше. Впрочем, большинство уже обзавелось болванчиками — а покупать новых совершенно не хотелось, хоть и стоили они недорого.
А в один прекрасный день торговец и вовсе запер лавку.
Он сидел перед прилавком, смотрел на единственную оставшуюся куклу и отхлебывал из бутылки вино. Пожалуй, и куклой-то сидевшее на прилавке творение назвать можно было с очень большой натяжкой — это было настоящее произведение искусства, не имевшее ничего общего с корявыми болванчиками, сидевшими на прилавке в день открытия лавки. Его бледно-розовое лицо с большими серыми стеклянными глазами казалось живым, хоть и было слеплено из папье-маше, щегольское трико ладно сидело на деревянном тельце, а черно-красный шутовской колпак залихватски был заломлен на правую сторону. Кукольник не сводил с него слезящихся глаз и тихо бормотал себе под нос.
— Идиоты… Идиоты… Везде одно и то же, всегда одно и то же. Ну почему, почему они не хотят бояться?
В дверь постучали.
— Милсдарь, вы тут?
Торговец приложил палец к губам, как будто кукла могла его понять, аккуратно поставил пустую бутылку на пол и на цыпочках подошел ко входу в лавку.
Кто-то потоптался перед лавкой еще пару минут, постучал еще раз в дверь и ушел.
— Потому что все страхи на свете побеждает один главный страх. Они все до смерти боятся бояться, — голос, доносившийся с прилавка, был высокий, слегка подсвистывающий, но тем не менее вполне приятный. — До смерти, — голос повторил это пару на разные лады, как бы смакуя, и, выдержав драматическую паузу, хихикнул. Торговец посмотрел на куклу, махнул рукой и пошел за новой бутылкой куда-то вглубь лавки. Он не собирался вступать в дискуссии с деревянным болваном. Он знал, что означала эта внезапная разговорчивость. Жители города полностью избавились от страхов. От всех страхов.

— Чем занимаешься?
— Я плотник, ваша светлость. Ну и рыбачу помаленьку — но это не работа, это так… Для души.
— А отчего хромаешь?
— Крючок однажды… Зацепил неудачно.
— Ясно. У меня есть для тебя работа, плотник. Говорят, ты делаешь кукол?
— Да, ваша светлость, верно говорят. Да только баловство это.
— Ну-ну, не преуменьшай. Я видел твоих кукол, они чудо как хороши. Я хочу, чтобы ты делал их для всех. Согласен на такую работу?
— Отчего ж не согласиться, ваша светлость?
— Ну и прекрасно. Твои куклы сделают большое и очень важное дело. Они избавят людей от того, что не дает им нормально жить. Они заберут все их страхи. Как думаешь, плотник, благое это дело или нет?
— Пожалуй что благое, ваша светлость.
— Вот и замечательно. Иди.

Кукольник шел по тому, что осталось от города, осторожно обходя дымящиеся остовы домов и обуглившиеся трупы. Тряпка, в несколько слоев закрывавшая нос и рот, помогала слабо — да стелящийся едкий дым резал глаза. В заплечном мешке среди инструментов и монет ворочалась и неразборчиво что-то бормотала кукла с человеческим лицом — но мастер уже привык к этому и не обращал внимания. Главное сейчас — выбраться из руин города. Он предпочитал не думать о том, почему от пожаров и прочих бед никогда не страдает его лавка — как и о том, отчего лавка ни внешне, ни изнутри не меняется от города к городу. Это была его работа, не более.
Последние лет двести, наверное.