За окном стоял непроглядный серый туман. Казалось, его можно было потрогать рукой. Впрочем, почему казалось?
— Ты… Ты мог бы написать все заново. Мог бы рассказать по-другому. Просто перевернуть страницу.
Я очень тебя люблю. Но я не могу это сделать. Нет, вру. Могу. Но не хочу.
Он стоял, чуть сгорбившись, опершись обеими руками на подоконник. Она хотела подойти, погладить его по плечу, обнять, сказать что-то – но нет, сейчас это было бы… да, наверное, неуместно. Он молчал уже несколько лет, перо покрылось пылью и высохшие чернила превратились в осыпающееся кракелюрами пятно. Но она верила, что он все изменит. Он же сказочник.
Там, за туманом – или в тумане – все, что было со мной. Замок. Рыцарь. Дракон. Лис. Всё и все. И сейчас я не знал о них ничего.
— Тебе же ничего не стоит написать, что они жили долго и счастливо.
Ах, если бы. Это стоит… Это будет стоить… Я задумался.
Туман появился лет пять или шесть назад. Однажды утром я открыл дверь – а за ней висело мутное непроглядное марево. Всякое бывает, — подумал тогда я, взял фонарь и сделал шаг за дверь. Туман был плотный, почему-то не влажный и неприятно теплый. Я обернулся и не увидел ничего – даже света в собственном доме. Со всех сторон меня обволакивала теплая непроницаемая серость. Не скрою, на секунду я поддался панике, но потом включил голову и понял, что, сделав один шаг, никуда более не двигался. И, чтобы вернуться, мне просто надо шагнуть назад. Что я и сделал, немедленно очутившись дома.
Поднявшись в кабинет, я рухнул в кресло. Я этого не придумывал. Не писал. Такого мне даже не снилось. А что, если все за моим порогом просто исчезло в этом тумане? Нет, нет, я немедленно прогнал эту дурную мысль прочь. Ладно, подождем. День-два, ну неделя – и туман рассеется, снова будет полдень золотой…
А сколько прошло времени? Пять лет? Шесть? Или вовсе десять? Я сначала как-то пытался считать дни, потом сбился, потом и вовсе решил, что это неважно. Часы в гостиной шли теперь по собственному разумению – то вперед, то назад, то вовсе останавливаясь, в кладовой каким-то чудом появлялись продукты, пиво и вино. В общем, было странно, но жить было можно.
Жить.
Сначала это казалось странным приключением. Мы даже шутили и смеялись, размышляя о том, как потом встретимся со всеми и будем рассказывать друг другу о том, какие у нас недавно были туманные перспективы.
— А потом ты перестал смеяться. Потом – улыбаться. Перо ты почему-то отложил сразу, а говорить перестал уже потом. Ты молчишь уже очень давно. И не смотришь на меня. Ты смотришь только в окно. Я иду спать – ты здесь, я просыпаюсь – ты здесь. Ты вообще спишь?
Он тяжело оттолкнулся от подоконника и повернулся. Она отшатнулась. На привычном, любимом лице двумя болотцами сидели мертвые серо-зеленые глаза.
Это минутная слабость. Обнять. Сказать что-то.
Она обнимала камень. Старый, давно мертвый камень. Неважно.
— Ты можешь все изменить. Все переписать. Все начать с начала.
Сделать глубокий вдох и посмотреть в мертвые болотца глаз. Нет, уже не мертвые. Живые, но ужасно больные.
— Напиши. Я принесу чернила, перо и бумагу. Напиши. Не надо ждать.
Ах, если бы все было так просто. Могу ли я все написать заново? Конечно. Но тогда исчезнут и замок, и рыцарь, и дракон, и лис, и всё и все. Ну, то есть они будут снова – но это будут уже другие они. В голове крутилась подленькая мыслишка – ведь это сего лишь персонажи твоей сказки, это лишь вселенная, которую ты придумал. Придумал, чтобы сюда сбежать.
Какая-то искра сверкнула в глубине этих больных глаз, он внезапно распрямился, нежно отстранил ее и пошел к лестнице. Внизу, у двери, он резким движением, да так, что гвоздь вылетел из стены, оставив лишь ржавый след, снял свой обветшавший плащ, на котором уже лишь угадывались красные и черные ромбы. Накинул его на плечи, подошел, обнял ее, поцеловал и, по-прежнему держа ее руками, чуть отстранился и улыбнулся.
— Ты улыбнулся. Первый раз за столько лет. Признайся, ты что-то задумал.
Он улыбнулся еще шире и неопределенно помотал головой. Мол, не могу ни подтвердить, ни опровергнуть. Поцеловал её еще раз и шагнул за дверь, в туман. Без фонаря.
Тогда я сделал ошибку. Я взял фонарь. Потому что я боялся тумана, хоть и не мог себе в этом признаться. Но мне не нужен фонарь. Это мой мир. Мой. От начала и до конца. И туман, какой бы он ни был, не властен надо мной. А если я знаю, зачем и куда я иду – я приду туда обязательно.
Она стояла в проеме открытой двери, безуспешно вглядываясь в плотный серый туман. Даже шагов не слышно. Но он вернется. Он всегда возвращался. И вернется сейчас. Потому что он улыбнулся.