Погода способна действовать на мозги угнетающе. Я уже минут пять стоял, ощупывая пространство перед собой. Там ничего не было – просто воздух в какой-то точке пространства передо мной становился плотным и не позволял двигаться дальше. Собственно говоря, я это выяснил, стукнувшись о пустоту, те самые пять минут назад. Очень больно. Сначала я грешил на тепловой удар – но быстро осознал, что все не так просто. Сейчас я стою и осторожно провожу ладонями по незримой твердой поверхности.
— Мама-мама-мама-смотриииииии! Дядя-клоун, настоящий!
Вот только детей мне не хватало для полного счастья. Бдзынь. Кто-то кинул монетку. Я аккуратно огляделся. Вокруг уже стояло несколько дуреющих от жары людей, с интересом наблюдающих за моими манипуляциями. Их можно было понять – со стороны я явно выглядел, как обычный европейский мим. Бдзынь-бдзынь. Зрители начали аплодировать. Ну и чорт с вами. У меня свои заботы. Хотите – кидайте, хотите — … В этот момент на тротуар спланировала купюра солидного достоинства, явно направленная рукой из задних рядов. Хм, ну, пожалуй, пива я выпью за счет этих бездельников. Стоило мне наклониться за бумажкой, как я со всего размаху врезался лбом в невидимый барьер. Ттттвааю… Чьи-то глаза насмешливо глядели на меня из глубины толпы. То ли серые, то ли зеленые, то ли вообще карие – цвет их странно перетекал один в другой. Мужчина. Рост средний. Лицо без возраста. Никто. Ну, положим, с учетом того, что одет он весьма прилично, хоть и жарковато не по погоде – то Господин Никто. Он, похоже, и был тем самым пакостником, кинувшим купюру с расчетом, чтобы я стукнулся. Ну что ж, дорогой мой, ваша задумка удалась. Я манерно поклонился – а этот мерзавец просто подмигнул, развернулся и пошел прочь. Ну и ладно. Пойду-ка я отсюда. Неторопливо, правой рукой щупая воздух, я шел по родному городу, как слепец. Я не знал, куда теперь мне можно, куда нельзя – точнее, куда я просто не смогу пойти.

Где-то после часа хождений можно было с уверенностью сказать – немного изогнутая граница отсекла где-то треть города, что было не особо критично – нам, вольным стрелкам без определенного места работы, все равно, где зашибать копеечку. Поскольку в недоступной теперь для меня части города не было ничего такого, что мне было бы нужно – я некоторое время спустя просто забыл о существовании барьера – человеческий разум привык прятать бесполезную информацию в дальние уголки. Но пару месяцев спустя я был неприятно удивлен, наткнувшись на невидимую преграду в паре минут ходьбы от дома. Была ли она новой или нет — меня не особо интересовало. Проблема заключалась в том, что теперь я оказался отрезан он некоторых необходимых мне мест в городе – да и встречи с людьми приходилось назначать «по эту сторону границы». Не люблю дискомфорт. Впрочем, я не мог предположить, что все это зайдет очень далеко. Сначала мне пришлось переехать в другой район, полгода спустя – вовсе уехать из города. А какое-то время назад, съездив в отпуск, я обнаружил барьер, медленно подступавший с другой стороны – с запада, в отличие от прежнего, который двигался на меня с востока. Спасибо, намек понят. Думаю, на юге и севере происходит то же самое. Мне очертили границы. Пределы, в которых я должен существовать. Через пару лет меня в буквальном смысле выдавило из страны. То ли восточный барьер двигался быстрее, то ли что еще – неважно, теперь я живу в тихой европейской провинции, в маленьком городке, где все знают всех уже тысячу лет. Я спокоен и счастлив. Здесь мой дом, я никуда не езжу. Пределы окружали городок – и продолжали сжиматься. Мне некуда торопиться. Я знаю, что через месяц умру. Меня задушат границы дозволенного. Господи, как же хорошо – знать свое будущее, как же просто с этим жить.

…через месяц жителей городка и немногочисленных туристов ждало удивительное зрелище. Посреди центральной городской площади стояла старая длинная деревянная лестница, которая, казалось, опиралась на воздух. По этой лестнице вверх карабкался человек с выражением совершенного довольства на лице. Добравшись до верхней ступеньки, он сел на нее и стал беззаботно болтать ногами и крутить головой, как будто видел город в первый раз. Потом, когда вокруг уже собралась изрядная толпа зевак, он спрыгнул и пошел куда-то по своим делам –легкий и заразительно счастливый. Дойдя до угла крайнего дома, он повернулся, весело показал кому-то язык – и двинулся дальше.
Кто-то с изменчивыми глазами подмигнул ему и подбросил в воздух купюру, чье достоинство в этой стране было отнюдь не солидным.